Читать онлайн книгу "Маленькие рассказы о больших историях"
Маленькие рассказы о больших историях
Сергей Семенович Монастырский
Большинство рассказов в этом сборнике о любви. Но каждая из этих историй по-своему трагична, во всяком случае не такая безоблачно радостная, как бывает в букетно- конфетном периоде. У каждого из нас была своя история любви. И только в сказках эти истории заканчиваются весёлой свадьбой. О жизни после свадьбы сказки почему-то не рассказывают. Или так коротко: "и стали они жить-поживать да добра наживать". Вот о “жить-поживать "– эти истории. Даже если некоторые из них не только о любви, то всё равно о "жить-поживать".
Сергей Монастырский
Маленькие рассказы о больших историях
Июнь, Июль. Жара
За окном машины пробегали поля заросшие ромашками и колокольчиками, июльскими травами. Косогоры и обрывались в поля густо покрытые сурепкой, какими- то непонятными Андрею цветами, источавшими медовый запах. Июль, жара. Даже кондиционер, работающий во всю мощь, не справлялся с этим сорокоградусным зноем.
Но все-таки в машине было не жарко.
«Гореловка», увидел он табличку на очередном съезде и послушно повернул направо.
Когда-то еще в пору стройотрядов, их курс, не весь конечно, только добровольцев, хотевших заработать, послали в эту деревню строить коровник. Андрей провел там практически все лето.
Сейчас, через двенадцать лет, то лето вспомнилось как что-то необыкновенное, экзотическое, и не деньгами, которые заработал, а неведомыми до тех пор, сказочными, деревенскими вечерами, цветами полей, вечерними закатами.
Уже почти год, как Андрей развелся, чтобы не возвращаться под крыло родителей, снимал квартиру. Устав от работы, и продолжающихся не смотря на развод, тяжелых отношений с женой, неожиданно для себя перед очередным отпуском, первым отпуском в ранге свободного человека, решил не грузиться каким-нибудь заграничным путешествием, а поехать вот сюда – в Гореловку, в давнюю мечту своей юности – простую деревню, тишину, и необязательностью каких-нибудь действий.
Ну не на месяц. Хотя бы недельки на две. А там посмотрим!
Проселочная щебеночная дорога неожиданно раздвоилась. И ни какого указателя, естественно, не было. Видать, чужие сюда не ездят. А местные и так знают.
Поразмышляв, Андрей поехал на обум, как карта ляжет.
Дорога из щебеночной стала просто проселочной, но ровной, потому что представляла собой просто колею проложенную через нескончаемое поле. Сердце пело, потому что это было именно то, за чем поехал Андрей – клевер и васильки застилали траву, высокие белые метелки своими зонтиками переплетались с ромашками, стрекотали невидимые цикады, порхали друг за другом бабочки.
Андрей открыл окно. Зной вместе с запахами трав ворвался в машину, счастье начиналось! Знать бы только куда ехать!
Впереди, в призрачном мареве, зашевелился стог сена, стоящий в метрах ста от дороги.
Андрей на всякий случай приостановился. Видно было, что около стога кто-то сидит. Он сдвинул машину в траву и пошел узнать про дорогу. Этот кто-то оказался симпатичной бабой – девицей, а впрочем, подойдя ближе, Андрей определил, что девицей она была несколько раньше, а теперь просто женщиной лет, может быть, немногим за сорок.
Она даже не пошевелилась, когда Андрей подходил, все так же лениво сидела, опершись спиной о стог, держа в руке яйцо и ломоть черного хлеба.
Блузка ее была немного расстегнута и полная грудь почти вывалилась наружу. Белья видимо не было.
– Привет! – Андрей подошел и сел рядом.
– Привет! – насмешливо сказала она, не сделав даже движения, чтобы привести себя в порядок, и спросила:
– Хочешь? – протянула ему хлеб.
– Да нет, – Андрей бесполезно отводил взгляд от ее груди, – Я спросить, правильно ли еду в Гореловку?
– Правильно, – женщина только насмешливо обернулась к нему, – Если меня возьмешь, то прямо и доедем.
– Поехали! – Андрей сделал движение, чтобы подняться.
– Сейчас!,– даже не шевельнувшись, сказала женщина и пояснила:
– Десять километров уже топала, дай отдохнуть, только что присела.
– А откуда топаешь?
– Да от трассы. В райцентр ездила. А в саму деревню автобус не ходит.
Жара раскаляла их тела, сразу захотелось дремать, так бы уснуть на этом сене!
Лето. Жара. Далеко-далеко от этого заросшего цветами поля нет никого. Мужчина и женщина лежат рядом друг с другом в стогу сена, звенящая тишина и зной обволакивают их, и у женщины почти расстегнутая грудь.
И Андрей не удержался, и глядя на грудь, сказал:
– Красивая!
– Кто? Я?
– И ты тоже.
– А!– женщина засмеялась.– Ты про сиськи?! Ну да, что есть, то есть!
– Можно потрогать? – неожиданно спросил Андрей.
Женщина внимательно посмотрела на него:
– Потрогать можно. И больше ничего!
– Не хочется? – спросил Андрей.
Она опять задумалась и сказала:
– Кому же не хочется? Хочется. Но не дам!
Андрей спрашивал уже из спортивного любопытства. Вот так сходу обрушиваться на незнакомую женщину он не привык.
– А почему?
– Ну, ты кто для меня? Так проезжающий удалец! А я тут в поле – нате вам, пожалуйста! А потом, или сифилис, или ребенок! Нет, я уж потерплю!
– Молодец! – похвалил Андрей. – Ну, поехали. – И сам застегнул ей блузку.
– А ты зачем к нам? – спросила женщина.
– Не знаю, – честно ответил Андрей.– Я здесь когда-то был. Мне понравилось. Хочу провести здесь отпуск. Ты знаешь, дом недели на две снять здесь можно?
– Можно, – ответила она. Как звать-то?
– Андрей. А тебя?
– Меня Валя. А семья где? Позже приедет?
– Нет у меня семьи.
Ой, ну прямо кавалер мой едет! – вскинула Вала руками и засмеялась.
– И не надейся! – Весело ответил Андрей.
– А что так?
– Вдруг, дети, сифилис!
Деревню эту Андрей помнил все-таки смутно. Скорее это был образ сельской идиллии. Теперь, зрелым взглядом деревня оказалась, как деревня. Одна длинная улица, где по обоим сторонам пыльной дороги стояли довольно невзрачные дома с уходящими куда-то вглубь сзади домов сараями и огородами. Зато не было привычных для современного взгляда железных глухих заборов. Их заменяли палисадники с георгинами, золотыми шарами и качающими головами подсолнухами. А с той стороны дороги бежали вниз тропинки к заросшей кустами речке, а на том берегу зеленела светлая березовая роща.
Валя остановила машину у своего дома.
– Пойдем, что ли!
– Андрей замялся. Валь! Я, правда, хочу в одиночестве, использовать отпуск! Чтобы ходить в лес, на рыбалку, спать сколько хочу. Ну и к тебе иногда заходить, если пригласишь!
– А я тебя к себе не зову! Нужен ты мне! Видишь, вот это мой дом! Только по приглашению! А рядом, – видишь слева – это дом моих родителей.
Андрей вытаращил глаза. Валя засмеялась.
– Что испугался?! Они давно умерли. Дом остался. Никто здесь дома не покупает – больно место дикое. Да и не газа, ни водопровода. Так и стоит. Я там немного приберу, и вечером заезжай!
– Сколько? – спросил Андрей.
– Ты, что дурак, что ли! Здесь домами не торгуют. Ну, может, отработаешь как-то! – она весело подмигнула.
– А как же дети, сифилис?!
– Все вы мужики козлы! Только одним местом работаете! А как насчет дров поколоть?!
Андрей оставил вещи в машине и пошел осмотреться.
Красиво плетеные палисадники, гоготали и переходили дорогу гуси, лавочки стояли возле некоторых домов. Но жарко было: никто не сидел на лавочках, да и на улице людей не было.
Где-то там шла жизнь – в прохладе комнат, в палисадниках, да и вообще неизвестно, куда люди подевались.
Он спустился к реке. По обрыву к ней вели протоптанные от дома дорожки, заросшие репейником, огромными лопухами, крапивой. По детским визгам и голосам, Андрей угадал выход к местному пляжу. Конечно, никакого песка здесь не было, просто берег был без густых кустарников, с вытоптанной поляной.
Детей было немного. Четыре головы он насчитал в воде, да и двое подростков в мокрых трусах прятались в тени кустов. Видно родители, живущие в городе, сдали на лето своих ребят, деревенским бабушкам. Посидев с этими двумя подростками под кустами, Андрей выяснил, что рыба здесь есть, только вот там, левее, где виднелась большая заводь. Спросил и про грибы.
– В такую пору грибы не водятся, – обстоятельно доложил один из пацанов.– Но если пойдут дожди, то в роще их собирают ведрами!
…В двух комнатах родительского дома, подметенные и вымытые Валентиной полы, пахли избой.
Валя открыла окна, чтобы проветрить и, обведя рукой стены, сказала:
– Принимай хозяйство. На кухне чайник, кастрюли, сковороды. Если что надо из продуктов – заходи. По четвергам приезжает автолавка, – хлеб, макароны, консервы. Постель я постелила новую. Скучно будет – заходи!
И ушла. Меньше всего Андрею хотелось заводить с нею какой-то роман. Он устал от взаимоотношений, вообще от общения, да и с сексом в городе у него не было проблем, время от времени он заводил подружек, но все эти истории кончались тяжело и нудно. Почему-то никто из подружек не хотел просто секса. Им нужны были отношения. От отношений он устал. Хотелось бездумного отдыха, отсутствия звонков, чтобы Интернет здесь брал, прогулок…. И больше ничего!
Да Валя и не приставала. Сказала же – «не дам!». И, Слава Богу! Ну, а на часок. конечно, зайдет. Так, поговорить.
С этим он и уснул.
Думал, проспит до обеда. Но когда открыл глаза, первый рассветный луч прорывался сквозь не завешанное занавесками окно и багровый диск нового дня только выглядывал из-за реки.
День снова будет жарким, оранжевое солнце входило в незакрытые окна и только крики петухов нарушали утреннюю тишину.
Умывшись из рукомойника, он пошел по сельской улице и, найдя тропинку между домов, устремился к реке, также как вчера, мимо островков ромашек, зарослей крапивы, спустился к реке. Огляделся, хотя и так было ясно, что в такое время никого на реке нет. Разделся до гола и нырнул в освежающую прохладу реки.
Такого блаженства, он не испытывал, наверно, никогда! Он переплыл на другой берег, побежал по нескошенному полю, усеянному пестрым разноцветьем середины лета! О таком отпуске он и мечтал по пути сюда!
…Дверь дома, конечно, не закрывалась на замок. Да и ключи ему Валя не оставила.
– Кто тут чего украдет? – удивилась она на его осторожный вопрос.
На столе в кухне на вышитом полотенце, стояла миска с огурцами и помидорами. В другой миске лежали яйца, и посреди них была буханка черного хлеба.
Андрей понял, что это Валина забота, но он поспешил не принимать это на свой счет, а считать, что у деревенских такое отношение к гостям принято.
После завтрака он опять заснул.
…День клонился к вечеру. Вечером, по планам Андрея, его ждала долгожданная рыбалка и, собрав удочку, он направился к заводи, о которой ему рассказали пацаны. Ни кого не было на берегу. Не спеша, он разобрал снасти, и уселся в тенистом месте. Гладь заводи была ровная. Ничто не тревожило спокойное зеркало воды, и только редкий опавший лист, упав на воду, смущал этот покой.
Сидеть бы и сидеть, даже если бы рыба и не клевала! Но она клевала. И в азарте Андрей не заметил, как прошло два часа.
– Рыбку ловите? – услышал он вдруг из-за спины, голос Валентины.
– Привет, – обернулся он, – как ты меня нашла?
– По запаху, – ответила она.
– Какому запаху?
– Да тут на всю деревню один такой запах! У нас даже бабы не одеколонятся.
Андрей смутился. По привычке, после бриться он сбрызгивал себя мужскими духами.
– А что на обед не приходил? – допрашивала из-за спины Валентина.
– А кто-то приглашал?
– Да, я тебе в первый день сказала – харчеваться приходи!
Андрей не ответил. Вдруг после некоторого молчания, за спиной что-то зашуршало, и перед ним показалась медленно входящая в воду голая спина и зад Валентины. Он оглянулся. Нижнее белье ее лежало на аккуратно расстеленном платье, а сама Валентина уверенными взмахами уже плыла к противоположному берегу. Она развернулась и легла на спину.
– Жарко! – прокричала она. – Вся потная, окунуться надо!
Андрей уставился на темный треугольник между ног и два бугорка на груди поднимающихся вверх.
– Не смотри, – засмеялась Валентина, – Я сейчас выходить буду. И видимо достав ногами дно, медленно, не стесняясь, пошла к Андрею.
Колыхались большие тугие груди. Изгибы бедер показались из воды, темный треугольник между ног серебрился от капель воды, и ни слова не говоря, она без стеснения в плотную подошла к Андрею.
Она сейчас, выходящая из воды, была очаровательна, но Андрей уже не понимал ни этой красоты, ни того, что с ним происходит. И ничего не оставалось, как обнять эту женщину, прижать ее к себе и начать целовать в шею, в плечи, опускаясь все ниже, соски ее груди и мокрый живот….
– Стой! – прошептала она, – не здесь! Пойдем домой! Не помня себя, они взялись за руки,– лихорадочно нашли платье Валентины, которое она натянула прямо на голое тело, прихватив белье, и буквально побежали по поднимающейся вверх тропинке к домам.
Раза два падали, скатываясь в огромные листья лопухов, и Андрей, целуя ее, бешено начинал стаскивать с нее платье…
– Потом, потом, – шептала она, не сейчас…
И они вставали и опять бежали, и только достигнув улицы, опомнились и сдерживая бешено бьющееся дыхание попытались спокойно пройтись по улице. Достигнув, наконец, дома, распахнули двери комнат и наконец упали на не застеленную кровать, и уже не сдерживая себя слились в поцелуях!
Очнулся Андрей от легкого прикосновения Валентининых губ. Она ничего не говорила, только тихо дышала и нежно гладила его ладонь.
Андрей благодарно молчал. Да и что он мог сказать этой женщине, которая обрушила на него минуту назад неожиданное счастье.
И говорить ничего не хотелось. И даже если что-то сказать, это была бы ложь!
Просто так лежать, ощущать ее тело, слегка прикасаясь к ее груди и просто молчать. Слова были лишними. И он был благодарен ей за то, что и она ничего не говорила. И только потом, обняв его и вставая, тихо произнесла:
– Ты мне сделал так хорошо!– И уже вполне будничным голосом:
– Ужинать будешь?
Они ужинали тем подготовленным ужином, который видимо заранее сделала Валентина, и пили вино самодельное, из ее, Валентины запасов, сделанное из яблок , опять шли в постель и любили друг друга!
Теперь, уже заботясь, друг о друге, и спрашивая, как еще нравится ей, чтобы ее любили. Валя ответила просто:
– Как ты делаешь, так и нравиться!
– А что, нет никакого опыта?
– Была только с мужем, недолго, лет пять ну, еще правда, было разок. Не знаю ничего.
И стала рассказывать. Андрей ни о чем не спрашивал, сама рассказывала. Видимо, накопилось за долгую жизнь. А жизнь простая – после школы поступила в медицинское училище в райцентре. В то время село было большой центральной усадьбой, в которой жили около двух тысяч человек, и было здесь все, в том числе и медпункт, с тремя врачами, фельдшерами, медсестрами. Ее туда и направили. Выскочила замуж – а что было еще здесь делать? Ну, не было большой любви, но так было надо. Родился сын. Сейчас он взрослый, зарабатывает деньги на Дальнем Востоке. А что ему здесь делать? Раз в год приезжает. Отпуска у них большие. А муж ушел. Через пять лет. Тоже на заработки. И пропал. Ни слуху, ни духу уже двадцать с лишним лет.
А чего она здесь осталась? А куда деться? Здесь дом, думала, что будет долгая жизнь, они его с мужем построили на родительском участке, завели хозяйство – куры, огород, поросята есть.
Центральной усадьбы и медпункта давно нет. Так она, когда делать дома нечего, подрабатывает в районной больнице, сутки через двое. А летом конечно здесь. Смотри, здесь как хорошо!
… – Валь, ты извини, но спать я все-таки пойду к себе. Не за тем все-таки приехал! – сказал Андрей уже за полночь.
– Ну, иди, – спокойно сказала Валентина. – Приходить-то будешь?
… Конечно. Андрей приходил. Не смотря на то, что с утра он говорил себе, что проведет день один – не за любовными прелестями приехал! – Как- то проходя мимо – а потом понимал, что специально приходил, заворачивал к Валентине, и заставая ее на огороде, нарочно вроде спрашивал:
– Помочь надо?
Она также специально делала вид, что заправляет в кофту вывалившиеся груди, усмехаясь, указывая на них:
– Помоги!
Он медленно заправлял их в кофту, и в ту же минуту, они, как бешеные мчались в дом….
… Почти каждый день гуляли. Валя водила его в березовую рощу, где знала каждую тропинку, как на экскурсию.
Она выводила его неведомыми дорожками к маленькому лесному озеру, стоящему в окружении берез, которое, конечно, никогда не нашел бы сам, и они подолгу молча сидели на его берегу, глядели как падают на водную гладь отлетающие от жары листья. Или водила на поляну, сплошь заросшую медуницей, и дурманящий запах плыл над их головами.
Она собирала лесные цветы и плела из них венок, для них обоих, сидя на траве и раскинув ноги, прислоняясь к березе. С венком на голове она так красива и сказочно была на этой лесной поляне, что Андрей, укладывался на спину между ее ног и говорил:
– Какой красивый мир, в котором ты живешь!
Валентина накрывала его подолом своего платья и спрашивала:
– А я?
Надо ли говорить, что она тут же оказывалась без трусов, и только кружившийся в высоте ястреб мог бесстыдно наблюдать эту сцену любви.
Про любовь из них никто не говорил. Просто июль, просто жара, просто легкая одурь и сумасшествие от этого зноя.
***
Пролетел отпуск. Прошло лето. Сентябрь уже раскрашивал аллеи Московских улиц в яркие краски. И в окна офиса Андрей смотрел на спешащих внизу людей, на мчащийся по проспекту поток машин, и даже уже не верилось, что есть где-то там, где он был в отпуске, другой мир: неспешный, спокойный, красивый русской красотой, и неспешными занятиями. Где спокойно живут люди, и вся их проблема заключается в пространстве их дворов, их отношений с двумя-тремя соседями.
С Валентиной они расстались как-то просто, без лишних слов, и уж конечно без ненужных душащих слез и обещаний.
– Ну, прощай! – сказала Валентина.
– Почему, не до свидания? – стараясь пошутить, улыбнулся Андрей.
– Потому что – прощай! Ты сюда, конечно, больше не приедешь. И я к тебе тоже.
– Ну, ты могла бы и приехать, – понимая, что говорит что-то не то, выдавил из себя Андрей.
– Мой ты только здесь. Там ты чужой.
Уже спускаясь на крыльцо дома, она повернулась к нему и с каким-то отчаяньем, вскричала:
– Езжай, не оглядывайся!
Андрей и не оглядывался. Завертелась московская жизнь, работа, друзья, по два часа в день уходило на дорогу в московском метро с толкающейся толпой в переходах, с разборками с бывшей женой….
Но потом ничего, этот ритм стал опять привычным, смутная тоска почему-то несбывшемуся не давала ему покоя, все чаще стал вспоминать тот отпуск. И он позвонил ей.
Треск и шум в трубке не давал поговорить. И Андрей даже обрадовался, – значит не судьба, значит этого уже и не надо!
Но к вечеру на ватсап пришло Валентинино письмо:
«Привет! Со связью у нас плохо. Ты звонил мне.
Если хочешь, что-то сказать, давай лучше переписываться. Как живешь?»
Андрей написал: «Да все в порядке. Просто в последнее время что-то затосковал по тебе. Ну, так просто, и хотел об этом сказать»
«Я тоже, – ответила Валентина. Но лучше нам с тобой об этом забыть. Как ты представляешь нашу встречу? Только в постели и только на одну ночь?! Ты не сможешь. А мне для этого – день езды!»
«-Может, ты все–таки как-нибудь приедешь в Москву?! Покажу тебе город, погуляем, посидим в ресторане?»
«– А потом посадишь меня на поезд и опять забудешь, как звали! Не уж лучше один раз перемочь»
«-А вдруг не посажу? Не знаю Валя, но мне очень нравиться, как мы с тобой жили, И это я, конечно, без обещаний»
«– Это пройдет. А когда это пройдет, ты меня все-таки посадишь на поезд. Давай честно, ты не сможешь жить со мной, деревенской девкой, в своем кругу! Я не смогу быть московской, да и вообще городской, потому что вся жизнь моя другая. Мы все-таки чужие с тобой люди. А так, конечно, я очень бы хотела по жизни быть с тобой. Только не знаю где: ни в Москве, ни Гореловке! Может где-то в другом мире».
Последнее письмо было датировано неделю назад. Андрей на него не ответил. Потому что эти слова он говорил себе и сам. Но тоска и ощущение какой-то несправедливости не отступало! Стоя у окна, и глядя на засыпанную уже сентябрем московскую улицу, он написал ей об этом в своем телефоне. Потом подумал и стер
написанное. Еще подумал, глядя с тоской в окно, нашел в записной книжке телефон Валентины и тоже стер.
Он, Она и одиночество
У меня был друг. Он говорил:
– Когда мы с женой ложимся в постель, нас ложиться трое:– я, она, и одиночество.
Нет, он любил свою жену. И она любила его. Но это были совершенно разные люди. Не было у них каких-то точек соприкосновения, кроме секса и бытовых вопросов.
Он был архитектор. Очень талантливый и даже немного известный. Его приглашали на разные художественные и творческие выставки, в разные страны. Первое время он брал с собой жену. За свой счет. Водил ее по архитектурным шедеврам. Она мило улыбалась на его реплики и комментарии, ждала своего часа, и, наконец, спрашивала:
– А когда мы пойдем в магазин?
Он много читал авангардной литературы. Она читала только любовные романы в копеечных изданиях.
Друг мой понял, что втягивал молодую жену в орбиту своих интересов. Общим у них оставался только страстный до изнеможения секс и бытовые вопросы.
Оставалось или разойтись, или жить так.
Друг решил жить так. Во-первых, он ее любил. Ну, бывает такое: человек тебе не подходит, но ты его любишь!
Во-вторых, почти каждый день был страстный секс – ну как после этого разойтись!
В-третьих, поговорить, пообщаться, можно было и с другими.
Постепенно каждый из них зажил своей собственной жизнью. Постель их соединяла, после секса они оказывались в постели втроем: он, она и одиночество.
Потом у него появилась любовница. На пустом месте все равно ведь кто-нибудь заводится.
Любовница была умная, одного с ним уровня, красивая и также сексапильная.
Он рассказывал ей о своей жизни, о своих делах, обо всем, о чем он хотел с кем-нибудь поделиться.
Она его понимала. Реплики ее были умны, сочувственны и уместны. Но это так – для разговора.
Чутьем, да и по некоторым деталям он понимал, что в сущности, все это ей ну не то что неинтересно, но не близко. Близко ей была ее собственная жизнь, с ее собственными проблемами, о которых, она тоже ему рассказывала.
Ну и что? Ну и не дальше этого. Да и про любовь, здесь не было ничего.
Скорее товарищеское, дружеское общение с элементом секса.
Обоим нравилось. Своей необязательностью.
Как-то он ей сказал:
– Когда я буду умирать, то умирать буду один. Ни с женой, ни с тобой, мне ни о чем говорить не захочется!
– Да, уж, пожалуйста, меня сюда не впутывай, – спокойно ответила она.
Друга, такого друга, с которым можно было просто молчать, и понимать, о чем ты молчишь, тоже не было.
Приятелей было много, а друг – вещь штучная, – не ко всем в жизни приходит.
С приятелями можно было пить пиво, ходить в спортзал, собираться в гостях, но душу вывернуть кому-нибудь из них не хотелось.
Так что жил он хорошо, в свое удовольствие, но как-то все время было одиноко.
Родилась дочь. И одиночество пропало. Дочка любила его из всех своих маленьких сил. И не было близости больше, чем дочка и он. Они были как одно дерево, на котором и к тому же висели яблоки. Яблоки – это радости жизни.
Когда дочке исполнилось пятнадцать лет, он ушла в свою жизнь. Ему не близкую, и непонятную. И она с ним этой жизнью перестала делиться. И он опять остался один.
Потом дочка вышла замуж, и уехала к мужу в другой город. Звонки стали редки. Через много лет, приехав в очередной раз в гости, она сказала:
– Слушайте родители! Если когда вы станете старыми или больными, вы должны понимать что я не приеду за вами ухаживать. У меня своя жизнь. Но вы не беспокойтесь. Мы уже начали откладывать вам на сиделку!
Друг мой понял, что одиночество – это образ его жизни. Нечего сетовать. Так получилось.
Умирать он, конечно, будит в окружении родных людей, но в одиночестве.
– Как-то в разговоре со мной он пошутил:
– Когда я умру, сделай на надгробном камне эпитафию: – Здесь лежат двое – он и одиночество!–
– Скажи это своей жене, – посоветовал я.
– Она меня не поймет, – возразил он, – она не знает что это такое.
В детстве у моего друга была бабушка. Бабушка как бы была приживалкой в квартире, в которой они жили с родителями. Потому что когда-то давно она была маминой мамой и жила в другом городе.
У нее, у бабушки, было пять детей, кроме мамы моего друга. Все они умерли или погибли на войне, и когда никого не стало, бабушка приехала к единственному оставшемуся у нее ребенку – маме моего друга.
Вот такое очень сложное переплетение родсвенных связей, но и друг мой знал главное – у него есть бабушка.
Квартира их была тесная, хотя и двушка, малогабаритная, и бабушка жила в кладовке. Вернее там стояла ее кровать. А так, она хозяйничала по всему дому.
А поскольку все, кроме моего друга днем были на работе, то приходя из школы и до самого прихода родителей они с бабушкой были одни.
Друг мой – а было ему в ту пору четырнадцать лет, любил свою бабушку, а она его, потому что больше было любить некого – взрослые почти не обращали на бабушку никакого внимания.
Практически она им мешала.
Бабушка рассказывала моему другу разные истории из старой жизни и никогда не вмешивалась в его жизнь. Ни советами, ни нотациями.
Может, она только этим и жила – общением с моим другом, а ее внуком.
Потому что в остальном она была приживалкой. Ну не выбрасывать же ее на улицу – все же она жила в семье дочери!
Муж дочери, он же отец моего друга, конечно, скрипел зубами, иногда взрывался, но терпел.
Бабушка, конечно, понимала это, и иногда виновато говорила моему другу – а ему, напомню, в то время было четырнадцать лет.
– Ну, уж потерпите, помру я скоро!
– Я тебе помру! – бодро отвечал мой друг, которому, как любому подростку, слово смерть было понятием с другой планеты!
И вот бабушка начала умирать. Как-то утром, уже много дней из-за болезненной слабости, не вставая с постели, она вдруг объявила:
– Ну, вот и смерть моя пришла!
И жуткая тоска была в ее выцветших от жизни глазах.
– Что ты, мама! Ты еще нас переживешь!
Отец, как всегда, поскрипел зубами и ничего не сказал. Врать, наверное, не хотел.
– Сядьте, пожалуйста, рядом со мной, – попросила бабушка, я что-то сказать вам хочу!
– Где клад зарыт! – сыронизировал отец.
Мать зыркнула на него глазами.
– Нету клада, зятек! – виновато прошептала бабушка.
– Я хочу вам сказать, как – бы я хотела быть похоронена…
– И слушать не хочу! – вскричала мать, – Живи себе, никому не мешаешь!
Отец пожал плечами и тоже же ушел.
Остался один мой друг. Расстроенный и не понимающий что происходит.
Бабушка заплакала и протянула ему руку.
– Ну, хоть ты подойди! Я умираю. Не бойся, старые люди чувствуют, что умирают!
Но я очень хочу, чтобы похоронили меня так, как я бы хотела. Послушай меня, пожалуйста. Потом маме расскажешь!
Но друг мой, испуганный всем происходящим, и желающий скорее куда-нибудь убежать от этого ужаса, закричал так же, как его мать:
– Ты еще нас переживешь! Слушать даже не хочу. Живи себе! Завтра давай в парк на прогулку пойдем – уж совсем нелепо выпалил он.
И, конечно, ушел.
Ночью бабушка умерла. Все спали. Она умерла одна в своей кладовке. Как и жила.
При ней нашли листок из школьной тетради, исписанный крупным, корявым подчерком. Тубочка с тетрадками и ручками внука стояла рядом с ее кроватью. Здесь они с моим другом учили уроки.
В записки было написано:
– Похороните меня… И дальше перечислялось, в таком платье, в такой кофте, что должно лежать в гробу…
Все это нашли в маленьком чемоданчике, стоявшем под ее кроватью.
Умирала она одна. Вот с этой запиской. Может, еще и поговорить напоследок хотела…
***
В какие-то годы была у моего друга, приятельница – звали ее Агнесса.
Нет – нет, не любовница! Имя и внешность Агнессы совершенно не соответствовали друг другу. Была она маленькая, корявенькая, клонилась куда-то на бок и с лицом настолько невыразительным, что с первого раза и не запомнишь.
Но приятельницей она была еще со студенческих лет. Просто учились вместе. Потом куда-то делась, и вот как-то встретились. И продолжили встречаться
С ней было интересно, она была одного с моим другом интеллекта, да и культурные интересы во многом совпадали. А поскольку с женой не совпадали, то ходил мой друг с Агнессой по разным выставкам, театрам, на которые она его приглашала. Он так и говорил жене:
– Сегодня вечером не жди. Пойду с Агнессой туда-то…
Жена, как-то случайно увидевшая Агнессу, даже не задавала вопросов. Знала, что у мужа на такую даже не поднимется. Да и Агнесса была далека от этого. Поскольку знала, что это не ее вид спорта, то увлечена была другой жизнью.
Мой друг никогда не был у нее дома. Да и мысли такой не было.
Как и чем она живет, и о чем думает по ночам, они не говорили. Моему другу это было не интересно, а Агнесса, видимо, чувствуя это, и не лезла в душу ему и не раскрывала свою.
Конечно, между ними была существенная разница – у друга была семья, успешная карьера, много знакомств, а Агнесса жила одна.
Во всяком случае, о ком-нибудь друг никогда от нее не слышал и ни с кем не видел. Бывают такие затворницы. Но дружить с нее было интересно. с культурно – светской обслугой. Она где-то работала. Ну, типа библиотекарем. При ее внешности, это самое то.
– Ну, читаешь ты, видимо на работе,– как-то спросил ее мой друг, – а вечером в выходные, что ты делаешь?
– Пишу, – просто ответила Агнесса.
– Да, ну?! – удивился друг, – Даш почитать?
– Дам, если тебе интересно. Только меня ведь не издают. Могу прислать на электронную почту. Или дать флешку.
– Лучше флешку, – сказал друг.
Флешку она при следующей встрече дала. Он ее тут же потерял. Но сказать об этом было неудобно. И он сделал вид, что забыл эту тему.
Агнесса сделала вид, что она также забыла. Она была вежливая девочка.
Некрасивые девушки часто рано умирают. Наверное, чтобы не мучиться.
Умерла и Агнесса. Заболела и умерла. Об этом мой друг узнал от других. Сходил на могилку, полил цветы. И по какому-то совпадению на следующий день нашел в своем столе потерянную флешку.
Читал он не отрываясь, вечер и следующий день. Даже не пошел на работу.
Это были короткие, пронзительные рассказы. О жизни. О любви. О судьбе. И об одиночестве. Ну да, она же была одинока. Это было талантливо. Как и талантлива была и сама Агнесса. И друг подумал, что конечно надо было при ее жизни прочитать ее рассказы – это даже были не рассказы, а вся ее душа, спрятанная в таком маленьком неказистом теле, – и говорить с ней об этом и день и ночь, и разрушить это ее одиночество. … А может быть и остаться с ней.
Теперь она представлялась ему красивой, прекрасной женщиной, достойной другой жизни, других мужчин и других разговоров!
Но уже поздно.
Единственное что мое сделать мой друг – он издал ее книги. Деньги у него были. И это было лучшее применение денег.
Но, Агнесса об этом, уже не узнала.
Со временем мой друг, стал вполне состоятельным человеком и решил освободить жену он некоторых хозяйственных хлопот и нанял уборщицу для уборки квартиры. То, что она делала раз в неделю, занимая себя этим четыре часа, раньше у них называлась генеральной уборкой, которую они вдвоем делали целый выходной.
Женщину эту нашли по рекомендации друзей, уже давно ставших состоятельными, и использовавшии такой сервис.
Между собой мой друг с женой называли ее уборщицей, хотя это была очаровательная миловидная женщина лет пятидесяти.
Давайте и мы ее так называть.
Квартира теперь блестела, они с женой по выходным отправлялись по своим делам, потому что у уборщицы был свой ключ от их квартиры, что было делом обычным в состоятельных семьях. Как то они с женой вернулись в день уборки домой раньше, и застали уборщицу еще в процессе работы.
Через час она закончила и они, как люди вежливые, без снобистских заскоков, предложили ей вместе выпить чаю с только, что купленным тортом.
Разговорились. И они узнали удивительную историю ее жизни.
Она была из маленького поселка в какой-то глухой области.
Там вышла замуж, через пару лет после школы. Жить в поселке было не на что, и вскоре муж завербовался в большой город на новый завод. Через год ему дали комнату в общежитии и уборщица, тогда еще совсем молодая девушка – переехала к нему.
Так прошло пять лет, детей почему-то не было, ну, и, слава богу, как она теперь думает.
Куда с ребенком в общежитии?! Потом муж запил, с работы его выгнали, общежитие отобрали. Они развелись.
Опустим ее рассказ о том, как и где она скиталась все это время, но через два года подобрал ее крепкий хозяйственный мужик, на десять лет ее старше, для ухода за хозяйством. У него в деревне был свой дом с огородом, курами и свиньями. За всем этим хозяйством раньше присматривала жена, но она умерла. Вот он ее и взял.
Любви, конечно, не было, но через некоторое время он предложил ей стать женой.
Как он сурово и просто объяснил ей:
– В грехе жить я не хочу. Мне нужен секс на законных основаниях.
На законных основаниях он делал это раз в неделю, молча, обстоятельно, тем же суровым голосом руководил процессом:
– Так, теперь перевернись – и в конце:– Все можешь вставать!
Жили спокойно без ссор, молча. Она, конечно, не работала. Куда еще работать с таким хозяйством! Через десять лет он ее выгнал, потому что она никак не могла забеременеть, а ему для полноты хозяйства нужны были дети.
Куда ей было идти? Ни работы, ни профессии, ни дома!
Дом был, в том поселке, откуда родом. Но дом со старенькими уже родителями заняла сестра, у которой был муж и четверо детей. Не одного свободного места в доме не оставалось. Да и сестра сказала ей по телефону:
– Приедешь – выгоню. Это раньше мы были сестры, а сейчас – сами по себе!
И пошла она – уборщицу мы имеем ввиду – по рукам. Это так называлось, потому что ее, как уборщицу, как домохозяйку передавали из рук в руки богатые люди, жившие в коттеджах.
Единственным ее условием было – предоставить какой-нибудь угол для жилья.
«Углов» у богатых людей не было, и жила она, как правило, в хороших условиях – в какой-нибудь комнатке гостевого домика, в комнате при бане, в сарае, который, конечно, сараем не был, но так назывался, потому что в этом строении хранился разный инвентарь.
Она убирала дом, территорию, косила траву, следила за цветниками. Иногда какой-нибудь хозяин втайне от жены давал ей лишние деньги и занимался с ней сексом. А что, она еще была молодая и миловидная. Она не возражала.
Так еще добрый десяток лет, скиталась она по чужим углам, которые из-за неимения лучшего, считала своими. Все же отдельное жилье. Чужое, но временно ее.
Потом хозяйка одного из коттеджей, застала ее за занятием сексом со своим мужем. И ее перестали передавать из рук в руки.
Но к тому времени он уже поднакопила денег и теперь снимает отдельную квартиру, а для того чтобы жить, да и конечно платить за аренду, работает уборщицей.
А лет ей, повторюсь, уже за пятьдесят.
– Ну что, не такая уж и плохая жизнь – сказала жена моего друга.
– Не плохая, – согласилась уборщица. – Но какая-то чужая. Одинокая.
И теперь уже без всякой надежды. Навсегда.
– Ну, почему навсегда, – утешил мой друг, – может, еще замуж выйдешь.
– Не хочу, – ответила уборщица. – Всю жизнь провела одна. Даже когда замужем была. Привыкла одна. А тут кто-нибудь ходит перед глазами, привыкать надо к его характеру, привычкам…. Нет. Не хочу. Попробовали бы вы всю жизнь провести в одиночестве, вы бы тоже привыкли.
Мой друг промолчал. Он привык.
***
Как я уже говорил, у моего друга была дочь. В ее детстве они были очень близки друг к другу. Потом пути их разошлись.
И вот как-то, когда она приехала к родителям повидаться, а была она уже взрослой тридцатипятилетней тетей, друг мой с горечью посетовал:
– Как-то, далеки мы стали друг от друга.
Они сидели в кафе вдвоем, выпивали. И дочь вдруг взорвалась:
– А с чего нам быть близкими?! Ты посмотри, какие у нас с вами разговоры: как дела? Чо нового? Как погода? Как квартира, как живется, куда в отпуск?… Кроме бытовых вопросов вы хоть о чем-то другом меня спросили?!
– О чем? – не понял друг.
– Ну, ладно мама, но ты то умный мужик! Ты хоть раз поинтересовался, какие у меня личные проблемы, довольна ли я своей жизнью? Так вот по душам хоть раз поговорили?!
– Ну, для таких разговоров у тебя, я считаю, муж есть. Вряд ли ты мне в чем-то исповедоваться будешь!
– Муж есть, – ответила дочь. – А разговоров с ним нет. Все разговоры, как с вами – бытовые. Понимаешь, он утром уходит на работу и там его жизнь. Какая – я не знаю! Не допущена. Да и не надо мне. Это его жизнь. А наша с ним где? Я остаюсь дома – ребенка ведь мы решили в сад не водить. Варю, стираю, потом веду его на развивающие занятия. Потом на английский язык. Потом домой. Кормлю всех ужином. Ну, если о чем-то поговорим, то опять о бытовых вопросах. А у него, у мужа, продолжает в голове крутиться его жизнь. Он звонит коллегам, они ему, что-то обсуждают. Я где-то сбоку. У него своя жизнь, у меня своя. Вместе общая – только постель! Вот мы вроде все вместе, втроем, а я одинока.
Все наши друзья – его друзья. Я опять остаюсь сбоку. Может, и роман у него там где-то в его той жизни. Я не знаю.
– У всех так, – грустно заметил мой друг. – Вот и у нас с твоей мамой так.
– Я заметила, – ответила дочь. – Значит, я повторяю твою судьбу.
– Ну не такая и плохая эта судьба, – сказал, утешая друг. Вот мы уже больше тридцати лет прожили и ничего.
– А тебе выть иногда не хочется? – спросила дочь. И помолчав, сама себе ответила:
– А мне хочется!
***
Как у меня, у моего друга было много приятелей. Человек он был открытый, общительный.
А друга настоящего так за всю жизнь и не случилось. И вот как-то они с приятелем, все вместе с женами, веселой гурьбой высадились на загородной поляне на пикник. Шашлык, вино. Веселье шумело как всегда. И где-то, когда уже достаточно выпили, один из приятелей хлопнул по плечу моего друга.
– Ты что такой сидишь задумчивый?
– Да думаю, какая–то тоска иногда грызет.
– О чем тоска? Жизнь у тебя удалась!
– Удалась. А тоска осталась.
– Это знаешь почему? Надо по жизни бежать не останавливаясь. А если остановился на минутку, и задумался, зачем бежишь, тогда да, тоска!
***
Мы с моим другом иногда собираемся, выпиваем. И думаем: как же так, получается – бежишь, окруженный близкими людьми, а живешь одиноким волком.
Не возвращайся
Огромные в пол-лица черные глаза смотрели из окна вслед удаляющегося Андрея.
Он на ходу, закутывался в серое старенькое пальто. Впереди была старая Октябрьская улица, позади – уютная, маленькая квартира его девушки с огромными глазами.
Сейчас он повернется, помашет ей на прощание. Она также, молча и неподвижно, будет стоять у окна.
Это был обычный сценарий после их недолгих вечерних свиданий.
Он любил эту девушку до какого-то отчаяния, он начинал тосковать по ней, еще не расставшись. Он не знал, как спрятать это выражение мучительной его любви со своего лица.
А прятать надо было. Впереди была не только Октябрьская улица. Впереди была жена.
Девушку звали Маша, она жила одна, и любила Андрея, как-то серьезно и насовсем.
Так она ему говорила. Он отбивался потихоньку, говорил, что на совсем его нельзя любить, ведь он был женат. И вообще, его нельзя любить по той же причине.
Когда этот шутливый разговор возник у них первый раз, Маша спросила:
– А что же с тобой тогда можно делать?
– Ну, например, заниматься сексом!– засмеялся Андрей.
Маша, молча, и быстро разделась, и коротко бросила:
– Тогда быстро занимайся и уходи!
А Андрей остался. И пока, как ему от отчаяния казалось – навсегда.
Маша была программистом и работала дома. И Андрей прибегал к ней почти каждый день, то срываясь в обед с работы на пару часиков, то вечером, тоже срываясь с работы пораньше.
Маша усаживала его на кухне, кидала на сковороду кусок мяса, быстро жарила, вываливала на тарелку зелень и усаживалась напротив него, подперев щеку, и молчала.
– Что ты так на меня смотришь? Я есть стесняюсь! – говорил Андрей.
– Я люблю на тебя смотреть, – объяснила Маша. – Ты же мой!
Она терпеливо дожидалась, пока он дожует мясо.
– Все? – спрашивала она.
Брала его за руку и почти бежала с ним в спальню.
– А поговорить?! – кричал Андрей
– Потом! – уже целовала его Маша, расстегивая его и свою одежду.
Потом они лежали и говорили. Обо всем на свете. И в очередной раз никогда не могли вспомнить, о чем говорили.
– Ты говорил, как меня любишь! – напоминала Маша.
– Разве?– удивлялся Андрей.
– А я говорила, как безумно люблю тебя!
– Вот это, я точно помню!
Самое трудное для Андрея было, приходя домой, ужинать второй раз.
– Ты могла бы не кормить меня? – попросил как-то Андрей.
– Нет, – ответила Маша. Ты никогда не будешь моим мужем, а я хочу представлять себя твой женой.
– Почему это я не могу стать твоим мужем?
– А ты хочешь?
– Нет, – честно ответил Андрей.
– Почему? – интересовалась Маша.
– Потому, что я вообще не хочу быть ничьим мужем. Хочу только все время быть с тобой.
– А это не то же самое?
– Нет. Тут главное слово – «хочу». Хочу, прихожу, не хочу – не прихожу.
– Понятно. Хорошо устроился!
– А ты почему не хочешь быть моей женой?
– Ну, какой ты муж?! Ты хороший любовник. А муж плохой.
– Это почему же?
– Ну, ты же изменяешь свой жене?!
– Ну, это ей. А тебе, может, не буду!
– Андрюш, – засмеялась Маша, – эти слова ты будешь говорить другой женщине. Если влюбишься.
Они очень любили друг друга.
– Моя девочка сейчас уже встала, – думал Андрей, бреясь утром перед зеркалом.
Маша по утрам иногда ходила в офис.
– Сейчас она одевает трусики – тут, Андрей оглядывался на дверь ванной, чтобы жена внезапно не вошла и не увидела мгновенно оттопырившиеся трусы, – сейчас она причесывает волосы. Так… Какое платье она будет одевать?…
– Андрюша! Завтракать! – вырывал Андрея из этого счастливого сна голос жены.
Когда Андрей долго не приходил, Маша не могла долго усидеть за компьютером. Она то и дело вставала, подходила к окну и подолгу вглядывалась в улицу, хотя знала, что сегодня он не придет.
Подошел Новый год. Раньше Андрей очень любил эти предновогодние дни – беготня по украшенному городу – за подарками, за продуктами к новогоднему столу, установка елки, вообще предчувствие чего-то нового, какого-то чуда, которое обязательно должно случиться, новогоднего праздника.
Вдруг он обнаружил, что сейчас он делал то же самое, но с какой-то тоской, и вроде как по обязанности.
–Знаешь, – говорил он Маше в их редкие из-за новогодних хлопот встреч, – если бы я делал все это для тебя, для нашего с тобой нового года, я был бы также счастлив, как и раньше.
– Для этого тебе нужно на мне жениться, – грустно замечала Маша, – а ты не хочешь.
– И ты не хочешь
– И я не хочу.
И когда они все же устроили в Машиной квартире Новогодний вечер – за два дня до боя курантов – с шампанским, икрой, все как полагается, и конечно бурным сексом в постели, – Новый год для Андрея кончился.
Настоящую Новогоднюю ночь он проводил как бы на автомате.
Маша в эту Новогоднюю ночь была дома одна – он знал это, она просто не нашла в себе сил веселиться на чужом празднике.
Было тоскливо.
Но он прошел, этот Новый год. Началась их жизнь. Жизнь вокруг них протекала отдельно, а их жизнь отдельно.
Настоящей была их жизнь
Как-то раз Маша повела Андрея к своей подруге в гости.
Андрей шапочно подругу знал – встречал иногда их на улице вместе. Подруга была веселой, и вечер был веселым. Коронным номером Маша попросила подругу исполнить танец живота.
– Знаешь, она классно танцует, – шепнула она Андрею.
Подруга вышла переодеться, включила за дверью гостиной индийскую музыку и вошла.
Она была в национальных шароварах, а выше шаровар на ней ничего не было.
В магическом ритме изгибалась талия, мягко колыхались груди, эротично извивались бедра.
– Убери его от меня, – засмеялась подруга, окончив танец, – а то он просто раздевает меня глазами. Или я сама разденусь!
– Все, все! Пошли, – сказала Маша Андрею.– Концерт окончен.
– Я надеюсь, ты к ней не вернешься, – засмеялась Маша, целуя Андрея, когда он довел ее до дома.
– Никогда! – Пообещал Андрей.
– Да она и не пустит, это же твоя подруга! – добавил он для убедительности.
– Маша как-то печально вздохнула:
– Она пустит! – подчеркнув слово «она»
Февральский ветер колюче дул в лицо Андрею. Было еще не поздно, но зимним вечером темнеет быстро.
– Вот черт! А шарф-то я там забыл! – ощутив колючий снег на шее, вдруг вспомнил Андрей.
Постоял, поколебался. Убедил себя, что возвращается только из-за шарфа – как объяснить дома, где потерял он шарф!?
Подруга открыла дверь, после первого же звонка. Она была уже в халате и с распущенными волосами.
– Долго же ты шел! – усмехнулась она.
– Я за шарфом, – забормотал Андрей.
– Я знаю, – ответила подруга и распахнула халат.
Под халатом ничего не было.
Андрей пришел к Маше только через два дня. Тянул время под разными предлогами. Он был уверен, что Маша уже все знает – ну как же может подруга не рассказать! – и соображал, как ему выкрутиться.
– Нормально дошел до дома, – обычным голосом спросила Андрея Маша, снимая с него запорошенное снегом пальто, и встряхнула.
Андрей сделал веселое лицо, чтобы сказать приготовленную фразу.
Но, наверное, слишком веселое. И Маша посмотрела уже на него внимательно.
– Ты вернулся? – спросила она после полуминутной паузы.
– Ну, понимаешь…– Андрей сходу получил звонкую пощечину.
Молчали.
Маша подошла к окну, из которого всегда провожала Андрея огромными глазами.
– Прости! – тихо сказала, она не оборачиваясь. – Я не имела на это права. Ты же не мой муж!
– Я твой больше, чем муж! – Андрей подошел и обнял ее за плечи.
– Ничего! – Обернула к нему Маша свое заплаканное и счастливое лицо, – с мужиками это бывает.
– Ну, было и прошло, – примирительно ответил Андрей.
– Навсегда?
– Маш, я не знаю! – честно ответил Андрей, имея в виду, конечно, не подругу, а всю оставшуюся жизнь.
– Хорошо, хоть не врешь! – вздохнула Маша.
Летом удалось на десять дней вырваться вместе в отпуск. Отпуск, правда, был только у Маши. Андрею же пришлось сочинять легенду про счастливую командировку в Сухуми.
В Сухуми же они с Машей и поехали. Недалеко от города в деревеньке на берегу моря сняли небольшой домик, обвитый виноградом. Удобства были, правда, во дворе, но какое это имело значение! Они были вдвоем. Утром, днем, вечером и уж конечно, ночью! Чего у них никогда не случалось. Первые две ночи практически не спали. Жалко было пропустить такое счастье!
Они любили друг друга, вставали для того, чтобы выпить вино под звездами в обвитом виноградом дворике. Сидели за ночным столом, уходили в дом, снова любили друг друга, шептались о чем-то, говорили о том, что если для них вдруг не придет утро, или оно не придет по возвращению домой, то и этих десять дней счастья им хватит, чтобы счастливыми умереть.
– А так может быть всю жизнь? – спросила Маша.
– Не может, – размышлял Андрей, – костер ведь затухает.
– Ну и ладно, – согласилась Маша. – Я буду знать, что это было в моей жизни.
Последние дни и ночи Маша проводила, как безумная. Она исступленно целовала Андрей, занималась с ним сексом по нескольку раз за день.
– Маш! Я больше не могу. Ну, я ж не половой маньяк! Давай завтра, – взмолился как-то Андрей.
– А вдруг завтра не будет?! – говорила Маша. И буквально не выпускала Андрея из рук!.
…Прошло два месяца после возвращения. Свидания привычно продолжались, но становились как-то реже. Может быть, весь пыл ушел в эти десять дней, может быть, просто Андрей выпал из любовного безумия и стал осторожней вести себя с женой.
Он и самому себе не хотел признаться, что все это стало его немного обременять. Он стал время от времени заменять встречи телефонными звонками.
Потом вдруг Маша перестала отвечать. Уже несколько дней не отвечала.
Андрей забеспокоился. Пришел к Маше без звонка. Позвонил в дверь.
Открыла неизвестная женщина. Сзади нее топтался малыш.
Андрей ничего не понял.
– А Маша где? – глупо спросил он.
– Какая Маша? – удивилась женщина.
Андрей назвал фамилию.
– А?!– поняла женщина, – извините, квартиру покупал муж, я то хозяйки и не видела и имя не помню.
Андрей понял, что спрашивать, куда уехала хозяйка, бесполезно.
Он пошел к ее бывшей подруге.
– А! – узнала она его и ухмыльнулась, – теперь если только по графику!
– Какой график, дура! – Андрей отодвинул подругу от двери, – где Маша?!
Подруга поначалу испугалась.
– Андрей, честное слово, не знаю! – забормотала она.
– Позвонила как-то, сказала, что продает квартиру и уезжает. Насовсем. Я, конечно, расспрашивала: куда и почему? – Она сказала, что как получится. Еще сказала, если ты про нее спросишь, сказать, что она тебя любит. И что ты тут не виноват. Все!
Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=66561088) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Если текст книги отсутствует, перейдите по ссылке
Возможные причины отсутствия книги:
1. Книга снята с продаж по просьбе правообладателя
2. Книга ещё не поступила в продажу и пока недоступна для чтения